Книга Зиска. Загадка злобной души - Мария Корелли

– Я бы лучше не стал об этом думать! – прервал её лорд Фалкворд резко. – Во имя Юпитера! От неё бы в Лондоне не осталось и волоска, знаете ли!

– Что вы хотите этим сказать? – спросила Мюриэл Четвинд Лайл с ухмылкой. – Вы, в самом деле, говорите такие забавные вещи, лорд Фалкворд!

– Неужели? – И молодой аристократ показался таким встревоженным и поражённым самой идеей о том, что он вечно говорил забавные вещи, что некоторое время даже пребывал в молчании. Наконец он собрался с силами и продолжил: – Эээ, что же, я хотел сказать, что женщины из общества мгновенно разорвали бы её в клочки. Её бы нигде не приняли, но повсюду за ней наблюдали бы; она бы не выжила с таким лицом и с такими глазами.

Его мать рассмеялась.

– Дорогой Фалк! Вы такой негодный мальчик! Вам не следовало бы делать подобных замечаний в присутствии леди Лайл. Она никогда ни о ком не говорит дурно!

«Дорогой Фалк» вздрогнул. Дай он волю своим чувствам, то воскликнул бы: «О Боже! неужели старую леди настолько трудно понять!» Но, как обстояли дела, он лишь нетерпеливо дёрнул свои усы и промолчал. Леди Четвинд Лайл в это время вспыхнула от раздражения; она почувствовала, что замечание леди Фалкворд содержало в себе сарказм, но она не могла на него как следует возразить, зная, что леди Фалкворд была «Королевой» в игре и что она сама, в соответствии со строгими законами геральдики, была и в самом деле только «Дамой» Четвинд Лайл в качестве жены простого офицера и вовсе не имела чести называться «её светлостью».

– Мне и в самом деле следовало бы извиниться, – сказала она чопорно, – если я ошиблась в своей личной оценке характера принцессы Зиска, но мне приходится доверять собственным глазам и тому, о чём говорят мне мои чувства, и, конечно, никто не способен оправдать чрезвычайную неосторожность в её поведении с этим новым человеком – этим французским художником Арманом Джервесом – прошлой ночью. Она ведь танцевала с ним шесть раз! И она, вообще говоря, позволила ему прогуливаться с ней до дома по улицам Каира! Они ушли вместе прямо в карнавальных костюмах, как были! Я никогда о таком не слыхивала!

– Ох, в этом не было ничего примечательного, – сказал лорд Фалкворд. – Прошлой ночью все прогуливались в маскарадных костюмах. Я вышел наружу в своём неаполитанском наряде с девушкой и встретил Дензила Мюррея, который как раз спускался вниз по улице прямо вот здесь, и я принял его за флорентийского принца, клянусь жизнью! И, держу пари, Джервес так и не перешагнул порога дворца принцессы, поскольку этот прекрасный старый нубиец, её слуга, – парень с лицом, как у мумии, – захлопывает ворота перед носом у каждого и говорит на гортанном французском: «La Princesse ne voit per-r-r-sonne!17» Я это уже проверял. И говорю вам – туда ходу нет!

– Что ж, мы все отправимся в таинственный дворец в следующую среду вечером, – сказала леди Фалкворд, прикрыв глаза с изящным томным видом. – Это будет чудесно, и, надеюсь, мы узнаем, что нет там вовсе никакой тайны.

– Два месяца назад, – внезапно произнёс мягкий голос позади них, – дом или дворец Зиска был пуст.

Леди Фалкворд слегка вскрикнула и оглянулась.

– Боже мой, доктор Дин! Как же вы меня напугали!

Доктор сделал извинительный поклон.

– Мне очень жаль. Я забыл, что вы так чувствительны, прошу меня простить! Как я говорил, два месяца назад дворец принцессы Зиска был пустынным бараком. Прежде, как я слышал, это был дом некоего известного персонажа, но он пришёл в упадок, и никто его не арендовал даже в самый пик каирского сезона, пока его не приобрёл тот самый нубиец, о котором вы только что говорили, – любопытный нубиец с лицом мумии; он занял его и обставил мебелью, и, когда всё было готово, мадам принцесса явилась на сцену и с тех пор там проживает.

– Я гадаю, что общего у неё с этим нубийцем? – сказал лорд Четвинд Лайл серьёзно.

– Совсем ничего, – ответил доктор спокойно. – Он самый простой слуга – тот тип людей, который «отчитывается» за безопасность женщин гарема.

– Ах, вижу, вы навели справки относительно принцессы, доктор, – сказала леди Фалкворд с улыбкой.

– Так и есть.

– И вы что-нибудь о ней узнали?

– Нет, ничего общественно значимого, кроме разве что двух моментов: во-первых, что она не русская; во-вторых, что она никогда не была замужем.

– Никогда не была замужем! – вскричала леди Четвинд Лайл, затем, вдруг повернувшись к своим дочерям, она ласково сказала: – Мюриэл, Долли, идите в дом, дорогие мои. Для вас становится слишком жарко на этой террасе. Я присоединюсь к вам через несколько минут.

«Девочки» послушно встали с довольно невинным и юным видом и, к счастью для них, не заметили непочтительной улыбки, что заиграла на лице молодого лорда Фалкворда, которая немедленно отразилась и на искусственно раскрашенном лице его матери, по поводу манеры их изгнания.

– Определённо нет ничего неподобающего в том, чтобы никогда не побывать замужем, – сказал доктор Дин с насмешливо-серьёзным видом. – Подумайте, моя дорогая леди Лайл, неужели нет ничего целомудренного и прекрасного в виде старой девы?

Леди Лайл резко посмотрела вверх. У неё возникла мысль, что и над ней, и над её дочками насмехались, и она с трудом сдерживала свой восстающий нрав.

– Так вы называете принцессу старой девой? – спросила она.

Леди Фалкворд казалась удивлённой; её сын открыто рассмеялся. Но лицо доктора было совершенно спокойным.

– Я не знаю, как ещё её называть, – сказал он с задумчивым видом. – Она уже не подросток и имеет слишком сладострастное очарование для инженю18. И всё же я признаю, что её едва ли назовёшь «старой», разве что на просторечии современного брачного рынка. Наши нынешние повесы, знаете ли, предпочитают молодых жертв, и я воображаю, что принцесса Зиска оказалась бы слишком старой и, быть может, слишком умной для большинства из них. Честно говоря, она не производит на меня впечатления принадлежности к какому-либо конкретному возрасту, но раз она не замужем и является, так сказать, девушкой, вполне развитой, то я волей-неволей обязан называть её старой девой.

– Она бы не поблагодарила вас за такой комплимент, – сказала леди Лайл со злобным оскалом.

– Уверен, что нет, – вежливо ответил доктор, – но я думаю, что у неё очень немного личного тщеславия. Её ум слишком озабочен чем-то более важным, чем оценка собственного поведения в глазах общества.

– И что же это? – спросила леди Фалкворд с долей любопытства.

– Ах! в этом-то и сложность! Что же это такое, что заботит нашу прекрасную подругу больше, чем зазеркалье? Хотел бы я знать, но не могу понять этого. Это тайна, столь же глубокая, что и та, которую хранит сфинкс. Доброе утро, монсеньор, Джервес! – И, повернувшись, он обратился к художнику, который как раз в этот момент ступил на террасу, неся краски и огромный холст, стянутые вместе в удобную форму. – Вы собираетесь набросать какой-то живописный уголок этого города?